История одного морпеха

[der Fluger]

2 июня 1934 года, Никель. Медицинская часть никельской военно-морской базы.

— Божественно! — изрёк доктор Хоп*, — это просто божественно! Дорогой Иоганн, я могу вас уверить, что ваша нога заживает просто прекрасно. Конечно, некоторое время подвижность будет весьма ограничена, но это не помешает вам в будущем наслаждаться прогулками. Бегать кросс ближайшие пару лет вы вряд ли сможете, но на фоне сулившей ампутации всё срослось ну просто идеально!
— Я смогу вернуться в часть, сэр?
— Дзуськи, милейший! — отрезал Хоп в своей обычной манере: весело и жизнерадостно. Впору было бы подумать, что военврач просто злорадствует, но его искрення улыбка и сложившаяся репутация не позволяли даже допустить такую мысль.
— Но вы же говорите что всё отлично…
— Конечно отлично! В вашем случае простое «хорошо» было бы необходимостью всю жизнь использовать элегантную трость на даже для походов в уборную. У вас же всё просто отлично. С тростью вам придётся походить ещё пару месяцев. Но я, как врач, просто не могу допустить вас к дальнейшей строевой службе. Бегать, увы, вам противопоказанно.
Лейтенант морской пехоты Иоганн Шуттенбах поник. Ему приходилось отчаиваться, расстраиваться и огорчаться, но поник лейтенант впервые. Спина его изогнулась вопросительным знаком, руки повисли на подлокотниках кресла, а подбородок почти коснулся груди. От знаменитой немецкой выправки славного потомка гессенских наёмников не осталось и следа.
— Не отчаивайтесь вы так, право слово! — неунывающий доктор решил подбодрить молодого офицера. — Поверьте, мне будет жутко не хватать наших поединков на борцовском ковре. Видит Бог, не я — но медицина сказала своё веское слово. Не отчаивайтесь, вы молодой и способный, в запас вас списывать не собираются, наградам вашим иной полковник позавидует, не говоря уже о ваших ровесниках. Помяните моё слово: вас ждёт чудесная карьера!
— Разрешите идти, сэр! — Иоганн встал с кресла и, опираясь на трость, вытянулся фо фрунт. Щелчок каблуками отозвался в колене уколом боли, будто злорадно напоминая: «не тянись, дружок, отмаршировался».
— Разрешаю! — командным голосом отчеканил доктор Хоп и принялся размешивать сахар в стакане с чаем. Нисколько не заботясь об этикете, Хоп молотил ложкой о стенки стакана. Иоганн вспомнил расхожую среди офицеров базы шутку о том, что в докторе ужасной мученической смертью умер церковный звонарь. Лейтенант постарался спрятать улыбку, вопреки огромному желанию рассмеяться. Глядя на повеселевшего лейтенанта, Хоп улыбнулся в ответ и, не прекращая перезвон, выпалил:
— Так держать, лейтенант! Свободны!



10 июня, Никель. Гидроаэропорт.

Ресторан «Три стихии» был полон людей. Впрочем, это был не ресторан — просто большой буфет в здании гидроаэропорта, с террасы которого открывался чудесный вид на никельский порт. Ожидающие рейса пассажиры, как правило, выбирались на открытый воздух чтобы насладиться не только напитками и лёгкими блюдами, но и видом на гавань. Двое мальчишек радостно кричат и указывают пальцами на приводняющийся Consolidated «Commodore»; юная леди, сидящая за столиком вместе с родителями, мечтательно смотрит в сторону учебного парусника ARN, который направляется к выходу из гавани. Стоящий на внешнем рейде авианосец «Colleoni» выглядел просто полоской, да и не каждый мог его разглядеть. Но взгляд лейтенанта Шуттенбаха был прикован именно к этому кораблю, с которым были связаны самые лучшие воспоминания его недолгой службы. Первое назначение, первые антипиратские операции, в которых ему довелось поучаствовать, первое построение на палубе боевого корабля… Иоганн вспомнил о своём нынешнем назначении и на лице его заиграли желваки. Экономическое управление, департамент предложений, жалоб и реляций! «Чёртова нога! Чёртовы пираты! — снова разозлился Иоганн, — знать бы тогда, чем мне выльется ранение — прикончил бы того ублюдка на месте, вместо того, чтобы брать живьём!».
Лейтенант грустил. Ему 25, его взвод уже знают как взвод Шуттенбаха, о нём писали в центральных газетах, на его груди красуется золотой штурмовой значок и «медаль Мертвеца»**. Шуттенбах же думал о том, что ему 25, он ковыляет с тросточкой и его, молодого боевого офицера, списали к тыловым крысам перекладывать бумажки и наращивать жирок. Отныне высадки на берег он будет производить только с прогулочного катера, а его боевыми друзьями станут плешивые клерки с лоснящимися харями, даром что в морской форме. Иоганн подумал о том, что одевать парадную форму никельского морпеха, находясь на службе в таком заведении — это кощунство. Красные манжеты, цветное перо в шляпе, аксельбант, значок и медаль казались Шуттенбаху уместными на боевом офицере, но на клерке управления экономики этот же набор представлялся сущей клоунадой.
— Herr leutnant, вы не позволите присесть за ваш столик? — Сухой старик в канотье нарушил оцепенение Иоганна. — Все столики у балюстрады заняты, а внуку уж очень хочется поглазеть на корабли и самолёты.
— Freilich, присаживайтесь, уважаемый.
Старик отодвинул один из стульев, и на него тут же вгромоздился малец лет пяти. Подоспевший официант поставил на столик тарелку с горячими бутербродами и два стакана с чаем в красивых подстаканниках, украшенных логотипом AR Airlines. Малыш схватил бутерброд и принялся жевать, болтая ногами и расматривая акваторию.
— Меня зовут Фридрих, — отрекомендовался старик, — а это мой внук Петер.
— Иоганн Шуттенбах, — лейтенант слегка кивнул головой и протянул руку для привествия.
— Вы военный? — продолжая болтать ногами и жевать буртброд, спросил Петер.
— Да, Петер. Я — морской пехотинец.
— А это как?
— Как моряк, только солдат, — усмехнулся Иоганн.
— Петер, не говори с набитым ртом, мы же договаривались! — буркнул на внука Фридрих, и обратился к Шуттенбаху, — маленький непоседа замучит вас вопросами, как только расправится с бутербродами, будьте уверенны. Ему интересно всё, что творится вокруг. Извините, если мы нарушили ваше уединение, но Петер — весьма болтливый компаньон.
— Ничего страшного. Живой ум и интерес ко всему — это самые важные качества для мальчишки. Так говорил мой дед.
— О да, Петеру этих качеств не занимать, — старик усмехнулся в усы и потрепал малыша голове.
— Я скоро полечу на самолёте в дальнее путешествие. На острова, к дикарям! Мне про них папа рассказывал, — восторженно поведал Петер Иоганну.
— Вы с дедушкой решили попутешествовать?
— Только не сегодня, — сказал Фридрих, — мы просто встречаем родителей Петера. А вы, молодой человек, ждёте рейса?
— Да, лечу в Кор.
— Кор? Шикарное место! Отдыхать едете?
— Можно и так сказать…
— Дамы и господа! Самолёт компании Atlantic Republican Airlines подан к причалу номер три и ожидает пассажиров! Просим проследовать на борт! — сообщение громковорителя прервало неспешную беседу. Иоганн встал, опираясь на трость, откланялся и, прихрамывая, последовал к выходу.

Воскресенье, 10 июня 1934 года, Кор.

Гул моторов затих, в наступившей на мгновение тишине послышался плеск волн, бьющихся о борт гидросамолёта. Открылся входной люк, пассажиры засуетились и начали покидать салон летающей лодки. Стюарды доставали ручную кладь с багажных полок, помогали женщинам и детям перебраться через комингс и сойти на причал. Иоганн покинул самолёт последним.
Встреча пассажиров, будь то прибытие парохода или посадка самолёта — это нечто особенное. Долгожданные, пахнущие дальними краями, везущие сувениры и впечатления, они попадают в объятия жён и детей, жмут руки деловых партнёров, хлопают по плечам старых друзей. Компания хорошо одетых девушек хохочет в ответ на шутки кавалера, который встретил их у трапа. Джентльмен в дорогом костюме, присев на корточки, утонул в обьятиях двух маленьких дочерей, его фетровая «трибли» съехала на затылок и вот-вот свалится на пол. Серьёзный мужчина с большим чемоданом и пиджаком, перекинутым через руку, узрел кого-то среди встречающих и, слегка привстав на носочки, улыбается и машет свободной рукой.
Иоганн неспеша шёл позади всех, постукивая тростью по доскам пирса и с интересом наблюдая за происходящим. На долю лейтенанта Шуттенбаха выпало немало миль, и он неоднократно сходил на берег после долгих путешествий, но привычный приём на военной базе, будь то никельский порт или отдельная бригада на Сент-Валентине, разительно отличался от увиденного. До вступления в ряды морской пехоты Иоганн никогда не покидал Никеля, поэтому подобные ощущения были для него в диковинку.
— Лейтенант Шуттенбах? — Иоганн обернулся и увидел улыбающегося мужчину, который, судя по всему, находился в прекрасном расположении духа, демонстрируя окружающим шикарные белые зубы, разделённые по середине внушительных размеров щелью.
— Он самый. Добрый день.
— Боцман Майкл Уорнер, экономическое управление Адмиралтейства! Прибыл, чтобы вас встретить. — встречающий залихватски, но без спешки, козырнул и пожал руку лейтенанту. — Вам помочь с саквояжем?
— Не нужно.
— Тогда прошу пройти к автомобилю. — Боцман указал рукой на стоящий неподалёку двухдверный Ford Y. Шуттенбах устроился рядом с водителем, машина плавно тронулась и покатилась к выезду из порта.
— Поедем сразу в Палмвью, — не отрывая глаз от дороги и двигая рычагом переключения передач, сказал Уорнер, — заодно выдам вам ключи от домика, а завтра уже оформитесь как полагается.
— От какого домика? — удивился Иоганн.
— От вашего. Вы офицер, вам отдельный дом полагается. Конечно, это не апартаменты на Капитанской улице, но вполне приличное жильё. Спальня, гостинная, кухня и небольшой дворик. Ваш предшественник полгода назад ремонт сделал, так что дом в пристойном состоянии.
Машина бодро катилась по прибрежному шоссе. Уорнер изредка подавал голос, указывая на проплывающие за окном достопримечательности. Промелькнуло Адмиралтейство, казармы морской пехоты, осталась позади школа FAA. Иоганн сидел, погруженный в свои мысли. С одной стороны, ему действительно понравились окрестности Кора, и он был рад, пускай даже мельком, увидеть тот самый Палаццо Коллеони, о котором не раз слышал на занятиях по истории в офицерском училище. С другой стороны, неожиданные радости штабной службы в виде отдельного дома в тихом пригороде Кора, совершенно не радовали лейтенанта Шуттенбаха. Привыкший к жизни в кубрике на авианосце, либо к своей комнате в офицерском общежитии, пустующей большую часть времени, он воспринимал свалившуюся на него роскошь как позорное клеймо. Мучила совесть: его товарищи живут в кубриках, досматривают суда контрабандистов и подставляются под пули, штурмуя пиратские логова на островах; штабная крыса Шуттенбах получил в распоряжение шикарный дом в офицерском пригороде, дабы отдыхать, набираться сил и вдохновения для того, чтобы 5 дней в неделю, с 8 до 17 копаться в предложениях, жалобах и реляциях, поступающих в Адмиралтейство со всего флота Республики.
Уорнер тоже вызывал раздражение Иоганна: здоровый, плотный и плечистый мужчина лет тридцати, которому место на боевом корабле, отсиживал задницу в штабе и, судя по всему, нисколько не расстраивался по этому поводу. Его немногословность, молодцеватый внешний вид и выправка казались бравадой клерка, использующего мундир чтобы производить впечатление на женщин, врать им о своих подвигах и тащить в постель. Впечатление усливали шнуры на рукаве, означавшие 10 лет выслуги, и аккуратно подстриженная борода-лоцманка, которая являлась визитной карточкой кадровых унтерофицеров флота, но никак не сотрудников экономического управления.
— Почти приехали, — объявил Уорнер, когда машина вкатилась в границы пригорода, — ваш дом во-о-он в том конце улицы, ещё пару минут езды. Это окраина Палмвью, но в этом есть свои плюсы: сможете любоваться океаном из окна гостинной и купаться, когда заблагорассудится.
Через некоторое время дома по одной стороне сменились редкой пальмовой рощей, тянущейся вдоль океана. Машина проехала ещё метров 500, после чего Уорнер развернулся прямо посреди улицы и остановился напротив небольшого дома с невысоким дощатым заборчиком.
— Тээк… — Уорнер заглушил машину, достал из под сиденья офицерский планшет и принялся искать в нём какие-то бумаги. Найдя необходимые листы, боцман разложил его на планшете, достал авторучку из кармана и протянул Иоганну — Распишитесь, сэр. Документ о том, что вы приняли жильё в пользование. Специально прихватил вчера из канцелярии, чтобы вы могли сразу вселиться и не таскались по мотелям. Один экземпляр оставьте у себя, один я заберу. Вот ключ от дома.
— Благодарю вас, боцман.
— Не за что, лейтенант. Уверен, дом вам понравится. Прежний обитатель этого дома души в нём не чаял, там полный порядок и очень уютно.
— Почему же он решил переехать? — поинтересовался Иоганн. Уорнер замер на какое-то мгновение и рассеянно посмотрел в пустоту, после чего улыбнулся и сказал:
— Он внезапно получил повышение. Радиоприёмник я вам сегодня завезу, ближе к девяти часам вечера. Вы ведь ещё спать не будете?
— Не буду. Спасибо, мистер Уорнер.
— Не за что, герр Шуттенбах.

«Форд» заурчал, тронулся с места и вскоре исчез из поля зрения. Шуттенбах поправил мундир и оглянулся по сторонам. На веранде соседнего дома играли дети, вдоль тротуара были припаркованы редкие машины. Иоганн о чём-то задумался, подбросил ключ на ладони и направился к дому.
Дверь открылась без особых усилий. В доме было довольно чисто и уютно, на круглом столике в гостинной в невыской стеклянной вазе стояли засохшие цветы, но не было обычной для нежилого помещения пыли. Иоганн осмотрелся в гостинной и вернулся в прихожую. Повесив шляпу на крючок, он с облегчением расстегнул ворот мундира и направился в ванную. Засучил рукава и подставил горячие от жары ладони под струю холодной воды из крана, с огромным удовольствием брызнул пригоршней в лицо. Внезапно хлопнула дверь. Иоганн сдул капли с лица и вышел из ванной. В гостинной стояла женщина в мундире ARN, рукава были украшены знаками отличия уоррент-офицера.
— Добрый вечер, мэм. — стараясь не показывать удивление, сказал Шуттенбах.
— Здравствуйте, лейтенант. Меня зовут Айрин Маховитц. — гостья протянула руку для привествия. Иоганн хотел ответить на рукопожатие, но вспомнив что у него всё ещё мокрые руки, быстро принялся вытирать правую руку о собственный мундир. Айрин слегка улыбнулась, и Иоганн отметил что уоррент-офицер — очень красивая дама, от чего ещё больше сбился с толку.
— Эээ, мисс… или миссис?.. — неловко попытался продолжить разговор Шуттенбах.
— Не волнуйтесь, я уже ухожу. До вас здесь жил мой жених, и я пришла забрать кое-какие вещи.
— Что вы, что вы, я вас не выгоняю! То есть… да, забирайте, конечно! — глядя на неловкие попытки продолжить разговор, Айрин заулыбалась и зацепилась вглядом за медаль на груди Иоганна.
— Braveman medal? Впечатляет! Сколько вам лет, лейтенант?
— Двадцать пять! — выпалил Иоганн и окончательно залился краской. Уоррент-офицер Маховитц звонко рассмеялась. Успокоившись, сказала:
— Простите, лейтенант, я не хотела ставить вас в неловкое положение.
— Да ну что вы… — Шуттенбах застегнул для уверенности верхнюю пуговицу мундира, выпятил грудь, как подобает славному потомку гессенского солдата, и решил продолжить разговор как ни в чём не бывало, — а где теперь служит ваш жених? Боцман Уорнер, который привёз меня сюда, сказал что он получил повышение.
— Повышение… — улыбка на мгновение исчезла с лица Айрин, после чего снова появилась, но уже другая. — Это была его любимая дурацкая шутка. Джим любил рассказывать, что хорошие лётчики никогда не помирают. Просто некоторых в один прекрасный момент забирают на небесный авианесущий дирижабль. Там каждый получает для начала звание эйр-коммодора и самолёт с движком в пять тысяч лошадиных сил. Его сбили 5 месяцев назад.
Несколько секунд они стояли молча. Айрин смотрела куда-то за спину Иоганна, Иоганн рассматривал кончик своей трости.
— Лейтенант, вы так и не представились, — голос уоррент-офицера Маховитц, словно офицерский палаш, разрезал неловкую тишину.
— Лейтенант Иоганн Шуттенбах, мэм.
— У Джима была такая же медаль, Иоганн. В баре стоит бутылка виски, из винокурни лорда Блэквуда. Угощайтесь смело. Думаю, Джим был бы не против распить её с вами. До свидания, лейтенант.
— До свидания, мэм…

Понедельник, 11 июня 1934 года, Палмвью.

Иоганн сжал зубы, зарычал и, опираясь на трость, совершил ещё одно приседание. Поднявшись, перевёл дыхание, распрямился и осмотрел раненю ногу. Бедро, покрытое длинными рубцами лампасных разрезов, судорожно дрожало. Простая утренняя зарядка с недавних пор стала для лейтенанта Шуттенбаха настоящим испытанием. Ранение в бедро с последующим заражением крови и угроза гангрены, благодаря которым лейтенант провёл пару месяцев в госпитальной койке, давали о себе знать. «У вас сильный организм, Иоганн, — говорил доктор Хоп, — но я с вас срезал прилично мясца, и его нужно восстанавливать». Мышцы, отвыкшие за пару месяцев от какой бы то ни было физической нагрузки, медленно приходили в норму, а бедро, пережившее ранение и хирургические упражнения доктора Хопа, отвечало на любые физические нагрузки болью. Впрочем, уж чем, а болью храброго потомка гессенских солдат испугать было невозможно.
Закончив с физическими упражнениями, Иоганн стал перед открытым окном и вдохнул полной грудью. К свежему утреннем бризу примешивался едва заметный аромат яичницы с беконом, томившейся в сковороде и ожидающей пока Иоганн закончит с утренней зарядкой. Шум прибоя и коктейль ароматов погрузили лейтенанта в приятное состояние, за доли секунды пронеслись мимолётные воспоминания о родном доме, об отдыхе на малолюдном никельском курорте сразу после окончания школы… Пожмурившись и потянувшись, Шуттенбах отправился на кухню разделываться с завтраком.
Через двадцать минут лейтенант Шуттенбах, одетый в отглаженную повседневную форму, отблёскивая кокардой и пуская солнечные зайчики носками ботинок, появился на крыльце ровно в тот момент, когда напротив дома остановился «Форд» боцмана Уорнера.
— Punctuality is the politeness of kings! — улыбаясь во все тридцать два, отчеканил Уорнер вместо привествия. Лейтант устроился на переднем сидении, улыбнулся в ответ и пожал руку боцману. Автомобиль покатился в сторону Кора. Иоганн любовался пейзажами и старался не зацикливаться на мыслях о предстоящей службе, несмотря разглагольствования Уорнера, больше похожие на бубнёж. Крутя баранку и глядя перед собой, боцман низким баритоном бросал короткие фразы, из которых складывался уготованный судьбой, командованием и боцманом Уорнером распрорядок дня.
— Сейчас приедем и в канцелярию… Потом в отдел заглянем… С делами ознакомимся, письменый прибор получим…
— Армифмометр и нарукавники. — подал голос Иоганн. Уорнер посмотрел на него, словно на внезапно заработавший сломанный радиоприёмник, и в очередной раз продемонстрировал щель между зубами.
— Сэр?
— Арифмометр и нарукавники. И подушечку мягкую. Под зад подкладывать, чтобы появление геморроя максимально отсрочить. — начал вскипать Шуттенбах. Накопившееся раздражение, подогретое расширяющейся улыбкой Уорнера, искало выхода и прорывалось наружу, словно струйки пара из прохудившегося котла. — Уорнер, какого чёрта вы улыбаетесь? Вас веселит то, что меня, боевого офицера, отправили протирать штаны в экономическое управление, и я по этому поводу сильно переживаю?
— Никак нет, сэр! — выпалил Уорнер, стараясь спрятать улыбку, — Не веселит, сэр! Да и работа не такая уж сидячая вам предстоит: командировочки всякие…
— Командировочки… — процедил Иоганн и отвернулся к окну. Остаток пути играющий желваками лейтенант Шуттенбах и борющийся с улыбкой боцман Уорнер провели в молчании.


Понедельник, 11 июня 1934 года, Палаццо Коллеони, Экономическое управление Адмиралтейства.

В экономическом управлении Адмиралтейства царила утренняя суматоха. Экономисты, юристы и клерки, военнослужащие и вольнонаёмные, разбирали бумаги и сортировали папки с вчерашними делами, заваривали чай и кофе, шутили, смеялись и сплетничали — одним словом, всячески готовились к плодотворной работе на благо Республики. Майкл Уорнер двигался сквозь толпу снующих служащих с грацией линейного корабля, степенно отвечая на привествия клерков кивком головы и излучая лучезарные улыбки в сторону знакомых дам. Дамы, заметив рядом с Уорнером симпатичного незнакомца с элегантной тростью, тотчас принимались шушукаться и исподтишка разглядывать нового мужчину. Лейтенант Шуттенбах, не привыкший к вниманию подобного рода, а более того — к дикой для военного заведения обстановке, испытывал лёгкое смятение. Тем не менее, чтобы не ударить лицом в грязь, Иоганн старался поменьше хромать, хотя нагрузка на больную ногу стоила ему огромных усилий и немалой физической боли.
— Майк, познакомь меня с этим красивым джентльменом, — симпатичная девица с внешностью модели из журнала «Couture de Cor» и нашивками матроса первого класса, сидящая за письменным столом, заставленным аккуратными стопками папок, кокетливо улыбнулась и подмигнула Уорнеру.
— Сама познакомишься через… — Уорнер извлёк из кармана боцманские часы и, слегка щурясь, взглянул на циферблат***, — через 9 секунд.
Матрос первого класса расхохоталась, Майкл снова заулыбался в ответ, но внезапно прозвеневший звонок прервал начинавшийся было обмен любезностями. Гомон утих, сотрудники управления молниеносно заняли свои рабочие места. Уже через секунду наступила тишина, зашелестели бумаги, заскрипели перья и карандаши, защёлкали арифмометры и счёты. Девица изменилась в лице, выпрямила спину, аккуратно сложила руки на столе и по-уставному чётко произнесла:
— Доброе утро, офицеры. Чем могу помочь?
— Доброе утро, мэээм, — продолжая улыбаться и намеренно затягивая уставное приветствие ответил Уорнер и, аккуратно толкнув локтем лейтенанта, немного растерявшегося от резкой смены обстановки, вопросительно шепнул — …сэр?
— Э… доброе утро, мэм! Лейтенант морской пехоты Иоганн Шуттенбах, прибыл для регистрации по месту службы.
— Одну минуточку, сэр… — девушка достала из папки какой-то лист, сверила со списком, лежащим на столе, после чего встала со стула, достала из шкафчика ещё одну папку, извлекла оттуда ещё несколько бумаг, часть из которых отложила отдельно, и вернулась на рабочее место. Ещё раз пробежав взглядом по бумагам, выбрала оттуда парочку и протянула Иоганну. — Распишитесь здесь и вот здесь.
Иоганн расставил подписи на документах, матрос первого класса взяла у него листы и ещё раз пробежалась по ним взглядом.
— Лейтенант-коммандер Уотсон примет вас через две минуты, — девушка указала Шуттенбаху на диван возле двери в конце большой комнаты, сложила подписанные документы в папку и вопросительно посмотрела на Уорнера. Тот едва заметным движением извлёк из планшета лист с печатями и подписью Шуттенбаха, и так же незаметно и небрежно бросил его в открытую папку с документами Иоганна. Матрос первого класса закрыла папку и улыбнулась, Уорнер подмигнул в ответ, кивнул лейтенанту и отправился по служебным делам.

Лейтенант-коммандер Уотсон строго по уставу ответил на приветствие Шуттенбаха и жестом указал ему на стул. Иоганн снова удивился тому, насколько Уотсон, как и Уорнер, не походил на экономиста. В жестах и повадках лейтенант-коммандера безошибочно угадывались привычка отдавать команды и стоять на мостике корабля, но никак не экономическое образование.
— Итак, лейтенант, — без предисловий начал Уорнер, — вы только что подписали бумаги. Какие?
— Постановка на довольствие, запрос на канцелярские принадлежности, документы на регистрацию табельного оружия, допуск к информации первой степени секретности, высшей степени секретности и совершенно секретной информации.
— Отлично. Степень секретности не удивляет?
— Никак нет, сэр. Я допускаю, что могу в ходе работы иметь доступ к весьма важным данным.
— Вообще прекрасно. Вы обладаете отличным качеством: вы читаете то, что подписываете. Если бы вы не ответили правильно на мой вопрос — разбирать бы вам жалобы о гнилом картофеле и отсыревших макаронах до конца своей службы. Почему вы ходите с тростью?
— Ранение в бедро, сэр.
— Подробнее.
— Ранение в мягкие ткани бедра, заражение. Оперативное и медикаментозное вмешательство предовратило гангрену, три месяца провёл в госпитале.
— Кто был лечащим врачом?
— Медик-лейтенант**** ARN доктор Хоп, сэр.
— Старина Хоп? — улыбнулся Уостон, — как он там поживает? Всё так же проповедует вред курения, при этом курит как паровоз?
— Так точно, сэр. Курит сигары офицерском клубе, но с сигаретой его никто не видел.
— Борьбу забросил, небось, и пузо отрастил?
— Насчёт борьбы — никак нет, сэр. Не забросил, исправно посещает гимнастический зал и отлично борется.
— А с пузом, значит, у него всё в порядке… — хохотнул Уотсон, секунду помолчал и снова вернулся к серьёзному разговору. — Долго вам ещё ходить с тростью, лейтенант?
— Доктор Хоп говорил о паре месяцев.
— Я не спрашиваю о чём говорил доктор Хоп, я спрашиваю сколько вам ещё ходить с тростью.
— Шесть недель, сэр!
— А до полного восстановления?
— Шесть месяцев, сэр!
— Ну-ну, посмотрим. Ладно, с ранением вашим разобрались.
Уотсон откинулся на спинку кресла, закурил, погасил спичку и снова посмотрел на Шуттенбаха. У Иоганна возникло острое желание вскочить и вытянуться по стойке «смирно».
— Чай или кофе?
— Благодарю, сэр, я…
— Лейтенант, вы уже дважды заставляете меня повторять вопрос, при том что оба раза я задавал вопрос предельно ясно. — лейтенант-коммандер Уотсон говорил сухо, без всякой угрозы в голосе. Тем не менее, Иоганн решил не испытывать терпение своего нового командира и согласился на чай. Матрос, которого Уотсон назвал стюардом, принёс чай и галеты. Шуттенбах взял в руки стакан с чаем, и Уотсон продолжил разговор.
— Итак, лейтенант, сейчас начнётся самая интересная часть нашего разговора — секретная. В принципе, всё, о чём мы будем говорить, в стенах этого кабинета в частности и по службе в целом, является государственной тайной. Даже если я расскажу вам анекдот о том, как премьер-министр Франции охотился на фазанов. Это понятно?
— Так точно, сэр!
— Отлично. Как следует из названия, наш департамент занимается обработкой реляций, жалоб и предложений. Департамент разделен на сектора, каждый из которых работает в соответствии со своей спецификой. Кто-то занимается пропажами сыра из офицерской столовой, кто-то удовлетворяет потребности войск в бумажной волоките, сопровождающей процессы снабжения боеприпасами, провиантом и другими полезными вещами. Вся поступившая информация сортируется, анализируется и в зависимости от степени важности направляется в те или иные инстанции нашего славного Экономического Управления, а то и к самому коммодору Мозесу на стол.
Я командую сектором «F». Наша задача — расследование краж, хищений и пропаж имущества флота. Помимо этого нам приходится решать множество иных увлекательных и интересных задач. Структурно мы являемся частью Экономического управления, фактически же действуем в интересах 9-го управления Адмиралтейства. Что такое 9-е управление, я надеюсь, вы знаете?
— Так точно, сэр! Управление контрразведки флота, сэр! — выпалил ошалевший от поступившей информации Шуттенбах. Отчание, вызванное ожиданием судьбы клерка, улетучилось. Иоганн хотел вскочить со стула и подпрыгнуть от радости, но умение контролировать эмоции и пронизывающий, буквально гипнотизирующий взгляд Уотсона, не позволили ему этого сделать.
— Отлично. Девятое управление — это, по сути, вывеска. Строгие офицеры со страшными удостоверениями прекрасно пугают чиновников и осмелевших сверх меры бизнесменов с подозрительными связями, но основную работу выполняют подразделения, подобные нашему сектору F. Так что поздравляю вас, лейтенант, с назначением на интересную и творческую работу. Ваши проблемы со здоровьем не освобождают вас от исполнения служебных обязанностей в полном объёме. Всё ясно? Смирно!
— Сэр, так точно, сэр! — Иоганн вскочил и вытянулся во фрунт.
— Найдёте боцмана Уорнера, он введёт вас в курс текущих дел. Вникайте и ожидайте последующих распоряжений. Свободны.
— Сэр, есть сэр! — Иоганн развернулся, щёлкнул каблуками и направился к двери. Несмотря на хромоту, он старательно пытался чеканить знаменитый никельский «гусиный шаг», а лицо его расплылось в улыбке, которой позавидовал бы сам Уорнер.
— Чуть не забыл! — Уотсон окликнул Иоганна, когда тот был уже у самой двери, — Вы же совершили нарушение порядка обращения с внутренней документацией, лейтенант.
— Сэр? — Если Шуттенбах ещё был способен удивляться, то лишь подобным обвинениям.
— Вы вчера подписывали документы на дом, которые вам передал боцман Уорнер?
— Так точно сэр!
— Там стоял гриф «для служебного пользования». Эта бумага не должна находиться за пределами Управления. Я пока что не буду придавать этому инциденту значения. В следующий раз будьте предельно осторожны. Всего доброго.

________________________________________________

* по-английски пишется как «Hop», а не «Hope».
** Braveman Medal в ARN часто называется Deadman medal. В отличие от других медалей «за храбрость», этой медалью чаще всего награждают посмертно.
*** Специальные часы, модель для унтер-офицеров флота. Карманные часы с белым циферблатом, большого диаметра (от 45 мм), с крышкой. Статусная вещь.
**** На всякий случай уточню: флотское звание лейтенанта равняется капитану в морской пехоте и армии АР.

[der Fluger]

Именно так :)

[lord_k]

Hop, то есть "хмель". Только сейчас дошло.